Первый планшет с прямой трансляцией из реального мира существовал, как оказалось, во времена Короля Артура и владела им леди из Шалот. Благодаря классику английской литературы Теннисону, легенда о судьбе вышеупомянутой барышни стала общеизвестна и даже просочилась в наше время. На современный лад эту историю пересказал в своей ироничной колонке постоянный автор журнала Вадим Ветерков. И знаете, как‑то тревожно становится от этого текста, хочется свернуть разом все окна в компьютере, обесточить все гаджеты, да и выйти уже в реальный мир без страховки. Просто проверить — не разучился ли еще?

Как и большая часть интересных вещей, этот текст начался с разговора.

Утром пятницы я и мой товарищ поднимались к Церкви усекновения главы в Дьякове и пили кофе из бумажных стаканчиков. Я жаловался.

— Хочу написать редактору о Теннисоне и «Леди из Шалот». Но не могу сделать вывод.

— Вывод, вывод… Да, тут проблема. Единственный вывод, который я могу тебе посоветовать, — граждане России должны любить Владимира Путина (мой товарищ служит с переменным успехом по линии государственной пропаганды — прим. авт.), но как леди из Шалот может помочь гражданам любить Путина?

Действительно, персонаж Теннисона для этого совершенно непригодна. В равной степени она не годится для объяснения победы на выборах Дональда Трампа, назначения справедливой цены на нефть, приглашения на встречу с министром или других важных вещей, которые волнуют приличных людей.

Если верить любимому поэту королевы Виктории, Альфреду, первому барону Теннисону и тексту его поэмы, леди из Шалот вела довольно тоскливое, но вполне сносное и даже комфортное существование в башне, стоящей на острове посреди оживленной реки, полной торговыми баржами и челноками, которые плыли по этой реке в Камелот, столицу короля Артура, место, полное благородных рыцарей, прекрасных дам, веселья и рассказов о подвигах.

Несмотря на то что, судя по всему, остров Шалот располагался от Камелота сравнительно недалеко, как Бирюлево от Патриарших, выйти из башни леди не могла, т. к. над ней тяготело проклятье. Окруженная слугами, она была вынуждена ткать роскошный ковер, а свое представление об окружающем мире она составляла с помощью волшебного зеркала, которое показывало ей «тени мира», бледное отзвучие происходящих событий. Леди жила так некоторое время, пока мимо не проехал на коне сэр Ланселот. В латах, со щитом и копьем, Ланселот Озерный, если верить источникам, представлял довольно внушительное, если не прекрасное зрелище, которое даже проклятое волшебное зеркало не смогло запропагандировать до достаточной серости.

Терпение леди из Шалот лопнуло. Она вышла из башни, посмотрела на башни Камелота, села в лодку и поплыла на ней туда, куда поскакал рыцарь. Зеркало треснуло. До Камелота леди живой не доплывет — безжалостное проклятье свершится. Бездыханное тело будет обнаружено без всякой героической пользы рыцарями Артура, а Ланселот печально отметит, что при жизни покойница была не дурна собой.

Дура! Сидела бы в башне, руки на столе. А там какому‑нибудь рыцарю поплоше, конечно, Ланселоту, но тоже годному, и пришло бы, глядишь, в голову, что не зря тут стоит эта башня. И, может, помог бы он проклятие снять или хоть вечер за шашками вместе скоротали бы, или сама бы посидела и подумала, как выйти из сложившегося положения, книжки бы почитала. Толпы крестьян, которые шептали во время ночной работы «волшебница Шалот», с большим бы удовольствием отдали бы свое худое житие-бытие в окружении великанов, драконов и героических мясников в латах за возможность храпеть в теплой башне, да ещё и с волшебным зеркалом. Впрочем, поэма Теннисона полна символами, призрачными аллюзиями, средневековой готической тоской набиравшего обороты промышленного века — ирония и наше постмодернистское грубое здравомыслие леди из Шалот не помогли бы.

Да и как можно судить девушку? Сейчас мы привыкли к тому, что нам рассказывают истории о том, как, отринув судьбу, герой идет навстречу приключениям и побеждает, обретая новую, счастливую жизнь. Герои разные: очкарик становится миллиардером, брокер бросает карьеру и открывает отель в Гималаях, где выращивает яков, домохозяйка поет на телешоу и становится звездой. Искушение слишком велико, неудачников никто не запоминает: очкарик так и остается очкариком и, вложив все деньги от проданной квартиры, прогорает, брокер падает в пропасть на второй день, упившись кислым молоком яка, домохозяйка выставляет себя посмешищем и ещё годами потом слышит соседское хихиканье. Только гений Теннисона смог придать поражению, причем довольно глупому, леди из Шалот героический оттенок. Хотя никакого героизма в её поступке нет, смерть её бесцельна и даже не назидательна. Единственное, что заставляет прерафаэлитов рисовать одну за другой картины «Волшебница Шалотт», а писателей раз за разом брать эпиграфы и строчки из поэмы в свои книги — это знакомое всему человечеству чувство отчаянного нежелания смотреть на мир через волшебное зеркало, желания действовать, даже ценой собственной гибели.

Ольга Горяйнова

Когда‑то мне и самому довелось испытать подобное искушение и заняться общественной деятельностью с результатом менее трагичным, но схожим с результатами леди. Крупное молодежное движение, в котором я состоял, в некоторый момент тихо развеялось, как фата-моргана, оставив некоторое число людей (один из таких даже покончил с собой) разочарованными.

В этих условиях наше текущее положение дел (все‑таки леди из Шалот сгодилась для политики) оставляет некоторую надежду. По меткому выражению другого моего знакомого, будущее в России отменено (или отменены дискуссии о будущем), т. к. мы уже живем в лучшей из всех возможных Россий. Нет будущего — нет и искушения выходить из башни. Наверное, кого‑то это будет раздражать, но число жертв до какого‑то момента уж точно сократится.