За последние двадцать лет интенсивное развитие технологий, всеобъемлющая мобильность и появление новых средств коммуникации изменили как рынок труда, так и наши представления о том, что такое «работа». В прошлом изменения такого масштаба случились на переходе от аграрного общества к индустриальному, и изменения эти сопровождались мировыми войнами и волнами массового насилия. Страшно подумать, что несет нам четвертая промышленная революция. Многие предпочитают не задумываться. Но эта ошибка может стоить нам будущего. Постоянный колумнист журнала, сооснователь благотворительного фонда «Друзья», член экспертного совета Всемирного Экономического Форума - Ян Яновский — о том, что неизбежно.

В последнее время слово «challenge» стало достаточно популярным. Мы часто понимаем под ним какой-либо вызов для определенного человека. Но сейчас я предлагаю, может быть, даже настаиваю, порассуждать более глобально — давайте увидим тот вызов, перед которым сегодня оказалось общество, но о котором почему-то мало кто задумывается. Нам нельзя его игнорировать.

С развитием науки современные технологии идут вперед, и скорость прогресса увеличивается. Как люди XXI века, мы приветствуем искусственный разум, виртуальную реальность, аплодируем всем тем открытиям, которые облегчают нашу жизнь. Но не всегда понимаем, что развитие технологий — это не только созидание в науке и технике, но и отрицание, а значит, разрушение привычного образа мышления, жизни и мировосприятия. И еще в большей степени мы не осознаем, что это разрушение случится не через несколько лет, а завтра. Или... происходит уже сегодня. В этом году стартуют несколько компаний, которые собираются осуществлять автомобильные перевозки грузов без человека в кабине, а в следующем году General Motors планирует запустить серийное производство такси без водителя. Отстаивая человека перед машиной, на все это можно, конечно, ввести ограничения через работу с профсоюзами и Правительством, но это будут лишь временные меры. Уже доказано, что отсутствие водителя в машине снижает расход топлива. К тому же, если водителя нет, то и нет нужды выделять ему время на отдых, которое требует закон. Заниматься благотворительностью в пользу человека, отказываясь от роста эффективности, нелогично. Но чем будут заниматься люди, в чьем труде перестанут нуждаться, что будет с ними, когда они окажутся «за бортом»? На что будут жить их семьи? Нужно понять, какое образование в таком случае необходимо давать людям, чтобы их профессиональные навыки не потеряли востребованность в мире, который нам всем очень скоро придется разделять с роботами.

Конкурс Global Teacher Prize проходит ежегодно, и я вхожу в состав жюри, определяющего лучшего в мире учителя. Он получает премию в размере миллиона долларов. В январе, когда мы выбирали победителя, я внимательно читал творческую работу каждого участника, эссе, которое обязательно прилагалось к заявочной анкете, — в нем нужно было описать, на что потратятся деньги в том случае, если автор победит на конкурсе. Ни в одном эссе я не обнаружил факт непонимания того, чему придется учить людей завтра. Учителя, приславшие анкеты на конкурс, в своих работах ярко рассказывают, как собираются распространять знания, помогать бедным, вовлекать тех, кто не учится или учится, но безуспешно. Никого из них не беспокоит то, что произойдет с образованием в недалеком будущем, что станет с преподавателем, когда посредником между информацией и учениками станет не человек, а машина. Но если верить Клаусу Швабу, главе Всемирного экономического форума, то уже сейчас идет четвертая индустриальная революция. Мы к ней не готовы вообще. Вот это, на мой взгляд, и есть вызов для общества. Уже завтра мы можем оказаться перед целой армией безработных людей самых разных профессий, потому что их место займет какой-нибудь чип. Блокчейн легко избавится от профессий нотариуса и юриста, сделает так, что люди перестанут нуждаться в посредниках. Десятки специальностей просто исчезнут. Все это вызовет хаос — самое страшное, что может быть. Психологи обычно говорят, что если человек осознал наличие проблемы, то он уже наполовину приблизился к ее разрешению. Но то, что проблема, о которой я говорю, на данный момент не имеет решения, — это факт.

огда общаюсь с идеологами прогрессивных технологий, спрашиваю: «Профессия будущего — какая она? Чему мне уже сейчас обучать своего ребенка, чтобы сделать его успешным в будущем?» Ответа просто нет. А если взглянуть на то, как сегодня преподают... Формат лекции, например, явно устарел. Я как-то наткнулся на статистику, показывающую, что половина слушателей современной лекции не воспринимает информацию, которую дает лектор. И это объяснимо.
— Ян Яновский

Сегодня практически любая информация находится в таком легком доступе, что становится все более очевидным — идеологически роль учителя должна измениться. Совсем скоро знания уже не будут являться чем-то особенным. И поэтому основной навык, который люди будут стремиться получить, — это умение анализировать и использовать полученную информацию. Учителю больше не нужно закладывать знания в головы учеников, ему пора становиться ментором, наставником. А многие представители этой профессии продолжают заставлять учащихся заучивать то, что считают необходимым.

Это один из важнейших вызовов современности — понять, как верно устроить систему образования и систему ценностей в обществе, систему отношений с людьми. У американцев есть хорошее слово «legacy». Один из его переводов — «наследие». Задумайтесь, каким будет наше наследие? Прогресс — это не только обязанность и желание развивать технологии, но это еще и обязательство перед обществом и теми, кто будет после нас. Это тот аспект, который часто замалчивается, а о нем нужно не просто говорить, — о нем нужно кричать. Безусловно, сегодня мало кто из нас может повлиять на систему образования так, чтобы был выхлоп завтра. Но чтобы через двадцать лет мы увидели другое поколение с другим набором навыков, начинать оказывать влияние нужно уже сейчас.

1997 или 1998 год. Тогда я поступил на юридический факультет Фордемского университета, но через один семестр перевелся на экономику, потому что понял, что это больше мое. Начал общаться с инвест-банкирами в Нью-Йорке — видел этих богов, которые занимались редким в то время искусством, смешивающим в себе знания юриспруденции, экономики, навыки общения с людьми и выстраивания сделки. Для меня это было верхом интеллектуальности, я восхищался этими людьми. Прошло двадцать лет. Осталась культура, остался флер, запонки и красивые костюмы, но все это intellect-show. Тех людей, которые сейчас идут в эту индустрию, сложно интеллектуально заслонить, имея тот уровень, что двадцать лет назад считался недосягаемым. Теперь на вершине тот, кто может проанализировать любую проблему человечества и дать на нее ответ через индустрию высоких технологий.

Я много где учился, но отчетливо помню задания, которые существенно продвинули меня интеллектуально. Однажды в Стэндфордском университете, нам, студентам, нужно было проинтервьюировать человека в течение получаса, а потом взять фломастеры, бумажки, скрепки и создать прототип устройства, которое облегчит ему жизнь в одном аспекте. Мне достался мужчина, отец пятерых дочек. Его проблема заключалась в том, что дети его были совершенно разного возраста, и из-за этого возрастного разрыва он плохо чувствовал их, не мог уследить за их пристрастиями и увлечениями. Терялось понимание. Я придумал устройство, способное проанализировать содержимое аккаунтов его дочек на Facebook, Instagram, их запросы на Amazon, чтобы, например, выявить, какие подарки стоит выбрать для них, готовясь к какому-нибудь празднику. Подобное часто волнует людей, и вот решение нашлось. Но важно не закопаться в ежедневном и понимать свою ответственность и задачу перед глобальным.

Учителя с конкурса Global Teacher Prize пока мыслят в духе «попроще бы». Я разговариваю с ними об этом, но то ли я плохо объясняю, то ли меня не слышат — они не понимают, насколько остра та проблема образования, о которой идет речь. Они чувствуют себя уверенно, и на то есть основания: школы, в которых работают эти учителя, занимают высокие рейтинги, а их ученики становятся победителями всевозможных олимпиад. А я спрашиваю: вы считаете, это действительно важно? Особенно в контексте того, что произойдет в ближайшие двадцать лет — это важно? Ни одна образовательная система ни одного государства не готова к тому, что нас ждет. А это же касается не только учителей. Это вызов всему обществу.