Кажется, мы живем в эпоху оживших антиутопий «Мы» Замятина, «О, дивный новый мир» Хаксли и «1984» Оруэлла: окна наших виртуальных «комнат» больше никогда не будут закрыты непрозрачными шторами, а Большой Брат, ухмыляясь, подглядывает за нашими повседневными делами, доходами и расходами. При этом мы живем в несколько иной антиутопии — не такой, как «1984». Подглядывать может не только Большой Брат, а вообще кто угодно. Это результат стирания границ приватности, но в рамках сетевой, а не иерархической структуры. Этим современность отличается от классического тоталитаризма XX века. Российский публицист Станислав Белковский считает, что существуют два мира: центром одного из них являются - несвобода и деньги, которых нет и не может быть по определению в другом.

За все в мире нужно платить. За удобство безналичных расчетов мы сегодня расплачиваемся потерей приватности своих коммуникацией. Мы подошли к пределу, за которым традиционная социология не нужна, поскольку есть технология big data. Мы можем узнать о человеке с помощью анализа его присутствия в социальных сетях и в интернете вообще гораздо больше и достовернее, чем с помощью каких бы то ни было социологических теорий и практик прошлого. Расходы и доходы человека, все безналичные расчеты строго контролируются государственными органами, и сегодня по ним можно составить полный социологический портрет человека, не прибегая к помощи отмирающей дисциплины — социологии. Они также могут легко контролироваться любым человеком, способным взломать какой-нибудь сайт, а таких людей в мире миллионы — это, как говорил персонаж известного романа, не бином Ньютона. Ты становишься абсолютно доступным внешнему наблюдателю, какому-то гигантскому мозгу, а скорее всего, и не одному, потому что в нашу эпоху иерархические структуры власти будут, безусловно, уступать место сетевым. Любой Илон Маск, Стив Джобс или даже простой программист — парень с компьютером, сидящий в пустой комнате в университетском кампусе, — в известной степени будет обладать не меньшей властью над нами, чем государство со всем его полицейским аппаратом. Если этот человек может запросто взломать все наши коммуникации и отследить, откуда мы получаем деньги и как их тратим, мы в любой момент можем стать его дистантными заложниками.

Вполне логично предположить при этом, что роль наличных денег в новейшую эпоху не будет резко уменьшаться.

Сейчас кажется, что они совсем вытесняются безналичными расчетами. Но не все хотят жить на сцене, и в тот момент, когда человек захочет скрыться в раковине своей личной жизни и не говорить о том, каковы его доходы и расходы, он будет прибегать к помощи наличных. Чем больше будет возможность контролировать человека через его безналичные расчеты, тем больше будет и его сознательная, и бессознательная потребность в том, чтобы его не контролировали, и в качестве гиперкомпенсации он будет использовать наличные. То есть, чемодан с наличными станет культовым объектом в той галерее, где уже находятся писсуар Дюшана и плевок Курта Швиттерса.

Итак, виртуальные деньги и свобода — вещи несовместные. Более того, представление о том, что деньги вообще дают какую-либо свободу, глубоко ошибочно. Карл Маркс, развивая идеи Гегеля, правильно сформулировал природу рабской зависимости человека от денег и активов вообще. В советское время Карл Маркс насаждался в обязательном порядке — его, говоря словами Пастернака о Маяковском, «стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине». И конечно, после крушения Советского Союза и марксистско-ленинской идеологии авторитет Маркса рухнул. Да, его прогнозы в отношении мировой революции не сбылись, но от этого его анализ не становится менее ценным, в особенности — в части, касающейся теории отчуждения. Когда ты начинаешь зарабатывать много денег, не деньги служат тебе, а ты им. Вся система твоих приоритетов, твоих ценностей меняется сообразно потребностям денег. Ты постоянно думаешь о том, а будет ли у тебя их больше или меньше, понравится ли то или иное приобретение твоим деньгам. Условно говоря: ты женишься на женщине уже не потому, что ты ее любишь, а потому что она должна соответствовать твоему финансовому положению. Ты едешь на машине не потому, что она тебе нужна, а потому что она соответствует статусу и деньгам.

Из-за денег человек совершает огромное количество действий, которые ему объективно не нужны. Больше того — из-за денег человек идет на преступления, в том числе тяжкие — против личности. Включая разные формы насилия. И фраза о том, что за всяким большим состоянием стоит большое преступление, неверна лишь отчасти. Так кто же кем командует: человек деньгами или деньги им? Очень нередко деньги человеком. Тот же Маркс видел в этом большой порок капитализма — так оно и есть. Когда многие думали, что бизнесмены в России — богатые люди, которым нечего терять, восстанут против авторитарного режима, я говорил, что именно они-то и не восстанут, потому что им есть что терять. Восстать может именно тот, кому нечего терять, ибо «нечего терять» — это отсутствие денег. Я не имею в виду — полная нищета, естественно. Она не приветствуется, кроме как в роли арт-объекта. В галерее рядом с чемоданом с деньгами надо выставить профессионального нищего. Гипотетический бомж с Курского вокзала и наш чемодан: было бы любопытно посмотреть, как в замкнутом пространстве возникает коммуникация между ними. А она возникнет обязательно, потому что деньги очень субъектны, гораздо более субъектны, чем нам кажется. Зачастую не они работают на нас, а мы на них, и это печальный факт, потому что человеческая жизнь не сводится к искусственным удовольствиям, создаваемым деньгами.

Почему богатые отцы, среди которых Уоррен Баффет, Билл Гейтс, Эндрю Карнеги и многие другие, лишают наследства своих потомков? Что хочет сказать человек, который не может передать деньги детям? Уверен, это говорит о том, что деньги для него — сакральная субстанция, он жрец этой религии, в которой деньги доступны только посвященным, поэтому даже детям он их не доверит. Они отдаст их в благотворительные фонды, где их разворуют. У меня не вызывают никакого уважения такого рода поступки, я считаю их изощренной формой садизма. Если ты родил детей, то ты им должен — отдай им то, что у тебя есть.

«В гробу карманов нет», — есть такая очень пошлая, но правильная поговорка.

Пожертвования богатых сомнительны. Я утверждаю, что Цукерберг в благотворительность не вложил ни копейки. Да, он отдал акции фейсбука, но что станет с этими акциями, если завтра данной социальной сети не станет? Фейсбук является заложником самого Цукерберга: можно продать некоторые пакеты, но нельзя продать всю соцсеть за оцененные на бирже деньги. С таким же успехом можно продать самого Цукерберга как физическое лицо, а потом выставить его в нашей гипотетической галерее с чемоданом и нищим и сказать: «Купите физическое лицо Цукерберга, подписав контракт о том, что вы будете полностью его контролировать с момента покупки — он будет делать то, что вы скажете. Сто миллиардов долларов и Цукерберг ваш». Получилась бы идеальная выставка, которая превзошла бы все рейтинги. Другое дело, что Цукерберг не будет делать то, что вы скажете, независимо от условий контракта, потому что человеку присуща бессознательная тяга к свободе, которая сильнее денег. А деньги — враг свободы. Поэтому Цукерберг совершил хороший пиар-ход: передал на благотворительность то, что не имеет никакой объективной стоимости.

Деньги — это религия богатых, и деньги у них есть. А есть ли у них счастье — это совсем отдельный вопрос. У меня денег нет: не люблю их, поэтому они не любят меня. Никогда не буду богатым, но перестал переживать по этому поводу давно, потому что каждый человек пригоден к чему-то и предназначен для чего-то.

Я не предназначен для денег и хотел бы дистанцироваться от них, ибо понимаю, сколько за ними стоит крови и слез. У меня нет вопросов к Создателю, я песчинка из Господнего решета. Как Он решит, так и будет. Я же буду счастлив, занимаясь тем, что мне нравится, с теми людьми, которые нравятся мне, а не деньгам.
— Станислав Белковский