Я никуда отсюда не уйду

Необходимо сделать так, чтобы каждый человек в России был счастлив, жив, здоров и не умер от настойки боярышника

Я никуда отсюда не уйду

Необходимо сделать так, чтобы каждый человек в России был счастлив, жив, здоров и не умер от настойки боярышника

Континент Кирилл Серебренников

 

Что можно совершать на территории искусства, чем оно является, обязано ли оно нести определенный культурный код или достаточно просто поставить перед зрителем зеркало, способное хранить в себе образы современников и давать информацию о живущих в России здесь и сейчас потомкам, — рассуждает наш колумнист, российский режиссер театра и кино, с 2012 года — художественный руководитель московского театра «Гоголь-центр», Кирилл Серебренников.

Любой самый массовый продукт, который вы покажете в обществе, может встретиться с конфронтацией — это нормально там, где общество неоднородно. Но если бы все, что я создаю, встречало сопротивление, я бы этим не занимался или делал бы в каком-то другом обществе. К счастью, есть огромное количество людей, которым это все нравится и нужно. Это востребовано, поэтому я этим и занимаюсь.

Театр не показывает никаких обликов — он просто ставит зеркало перед зрителем, а если зрителю не нравится, то в нем говорит ярость персонажа Уильяма Шекспира — Калибана, увидевшего свое отражение. Эта эмоция не имеет отношения ни к театру, ни к кино, ни к искусству вообще. Что сейчас отражается в зеркале, мы прекрасным образом видим: всего два года назад семьдесят семь человек умерло от настойки боярышника, в телевизионных новостях до сих пор мелькают сталинисты, сумасшедшие. Одни люди ползут по снегу и возлагают цветы к памятнику Сталина, а другие люди выражают протест против сталинизации. Министр культуры, открывающий памятник Сталину, дискредитирует власть и все то хорошее, что она делает и сделала до того, потому что он говорит от лица власти, что Сталин — это хорошо. При этом есть огромное число прекрасных молодых людей, которые занимаются социальными практиками, помогают друг другу краудфандингами. Общество крайне разнородно, в нем есть агрессивные меньшинства и очень пассивное большинство. За это большинство все меньшинства и борются, к нему обращаются, чтобы перетянуть его на свою сторону, заставить высказаться, примкнуть и монетизировать этот переход.

В России нет одного единого общества. Люди Томска, Тобольска, Иркутска — это одно, общество Владивостока — другое, а общество Ростова-на-Дону — третье, Калининграда — четвертое, Москвы — пятое, Петербурга — шестое. Мы разрозненны, не слиты в целое.

Есть зоны, где люди занимаются сбором корешков и ягод, и, когда у них рубят лес на лесозаготовки, они выходят с кольями и ружьями и говорят, что лес — их кормилец, его нельзя вырубать. Есть места, где люди протестуют против завода презервативов, потому что место называется Боголюбово и там не может быть презервативов, только манна небесная и радость. Эти протесты абсолютно разных групп, и они о том, что свобода одних заканчивается там, где начинается свобода других.

О свободе самовыражения в искусстве кричат несколько человек, художников, выставки которых хотели закрыть. Люди, которые подвергаются цензуре, прямой или экономической, которых посадили за перепосты в тюрьму, совершив акт несправедливого наказания. «Мыслепреступления» не существует. Нет даже свободы самовыражения. Есть просто свобода и точка. Искусство происходит на территории, где все можно. Это не жизнь, а другое поле. На территории искусства можно убивать — в пьесах Шекспира убивают, и этих убийц не тянут суд.

Иллюстрация Алина Галактионова

Герой фильма и спектакля «Ученик» убивает. Сочиненный немецким драматургом Маркусом фон Майнбергом персонаж мгновенно оброс огромным количеством прототипов, оказавшись на территории российской действительности, — условными мальчиками с одиночными пикетами. Вениамин — с текстом из Библии — добавляет туда, кого надо резать, кого надо бить. Странным образом фантазия немецкого драматурга оказалась абсолютно реальной и зажила своей жизнью в России. Вениамин — это какая-то провокация для всех людей, которые участвуют в фильме. То, как они реагируют, — это главное в фильме. Как постепенно появляется страх, вырастает озноб, парализующий все. И только один человек борется с этим парнем, постепенно скатываясь в определенный экстремизм, — вторая героиня.

Театр и кино, как во все времена, отражают и формулируют те смыслы, которые должны волновать людей сегодня. Искусство всегда очень остро чувствует, что с нами сегодня происходит, являясь либо рефлексией, либо, как в моем случае, — побуждением зрителя к процессу мышления, который редок, непрост и не так легко дается сегодня. Действие недаром происходит в школе, потому что она является более жестокой моделью нашего общества. Она находится в растерянности из-за непрерывных реформ, а учителя по определению являются консервативным слоем. Они должны передавать детям накопленные в течение длительного периода времени ценности, которые не могут меняться каждый год, учителя сходят с ума.

В России школа традиционно женская. Женщины воспитывают мужчин, отсюда изменения в нашей матрице — возникновение инфантильности, вечной зависимости от материнской груди. Я часто бываю за границей и вижу, как там происходит все совершенно наоборот, как мужчины взяли на себя функции воспитания детей: они с колясками, они берут малюток в спортзал, я больше вижу мужиков с маленькими детьми, чем женщин. Плохо ли это? Сначала я с моими российскими настройками подумал, что это плохо — где же мамы, бабушки, тети, учительницы вокруг. Преодолев свое внутреннее сопротивление, я понял, что в этом есть правильность, мужское воспитание — это другая парадигма, свойства и настройки у человека. Сын видит мужчину, дочь — мужественного отца.

Государство пытается сформулировать через школу, инструмент воздействия на умы людей, какие-то свои приоритеты в развитии, национальные идеи. Иногда неплохо, иногда абсурдно и ошибочно. На мой взгляд, сегодня главная национальная идея — это сохранение людей. Необходимо сделать так, чтобы каждый человек в России был счастлив, жив, здоров и не умер от настойки боярышника. Это сложно, но мне кажется, что это единственная задача, потому что страна с такой территорией и сильно сокращающимся населением через некоторое время потеряет эту территорию. Границу некому будет охранять. Нужно поднять уровень жизни людей, чтобы все были здоровы и богаты. Очень много бедных людей, что в нашем веке — позор для такой страны, как Россия.

Есть ценности момента, а есть ценности далеко идущие. Сегодня в России жить страшно, тяжело и мучительно. Но это страна, в которой жить и работать всегда интересно. Я не знаю, согласятся ли со мной люди, которые сидят сейчас в тюрьмах, потом выходят из них и едут за границу, чтобы как-то передохнуть, но людям, которые занимаются сегодня театром и искусством, здесь интересно. Здесь есть хорошая аудитория, публика, с которой есть о чем разговаривать, с чем не соглашаться, чему сопротивляться, про что размышлять. Сопротивляться энтропии, разрушению и истерии, которую сеют СМИ, пытаясь расколоть общество на своих и чужих в поиске врага. Последствия посеянного в головах безумия непредсказуемы, даже если это закончится. Хайнрих Мюллер сказал: «Я и с тем, кто в танке, и с тем, на кого едет танк». Я соглашусь: это единственная возможная позиция — быть на стороне человека.