Мысль изреченная есть ложь, а дао, выраженное словами, не есть настоящее дао. Записав на бумаге философское заключение, человек теряет сформулированную истину, но, возможно, познав ее, он движется вперед — к новому? И тогда процесс бесконечен, если только он в соответствии с атеистическими представлениями не ограничен жизнью нашего мозга. О страсти к философии, квантовой физике и Данте Алигьери рассказывает Генеральный консул Италии в Москве Франческо Форте.

Я не бываю счастлив в обычном понимании — новое авто, свидание, бокал вина. Эти интересы, на самом деле, отвлекают нас от единственного и истинного удовольствия, которое мы можем получить, которое является нашим собственным и очень личным жизненным опытом, неповторимым и уникальным, и как ни странно, я считаю, что смерть и ее тайна содержат в себе скрытый смысл жизни. Каждый человек идет к рубежу со своим багажом. Мой багаж — великие мыслители, вергилии, спасающие меня от сумрачного леса.

Данте — это поэзия. Моя страсть — это философия. Любая. Недавно смотрел один канал на ютьюбе, там было представлено прекрасное объяснение квантовой теории полей. И это философия. То же и с математикой, этикой, теорией познания, космологией. Когда мы хотим понять что‑то, мы философствуем. Этимология слова восходит к греческому φιλοσοφία, и переводить его следует как «стремление к знаниям»; это значение я считаю более точно передаю­щим смысл понятия, чем «любовь к мудрости» или «любовь к знаниям». Точнее даже — «стремление понять», именно оно стоит за этим термином. Какова бы ни была структура человеческого сознания или всего, что нас окружает, если мы хотим понять что‑либо, мы занимаемся философствованием. Предмет может быть любым, например квантовая физика, которую я страстно люблю.

Но причем тут Данте? Дело в том, что есть работы энциклопедического характера, такие как «Илиада» или «Одиссея» Гомера. Великий творец эпохи, влекомый вдохновением, решает вложить в одну работу все знания, которыми он владеет, всю информацию о своем времени, о прошлом и настоящем. «Илиада» рассказывает обо всем, начиная от причин и хода Троян­ской войны, заканчивая тем, как строились военные корабли, как отливали чугун и ковали железо. По тому, как в таких произведениях описывали эти процессы, по лингвистическому анализу поэмы, приписываемой Гомеру, становится понятным, что «Илиада» была написана не про один век. Техники работы с чугуном и железом настолько разные: одна из них использовалась в V веке до нашей эры, а другие — через три столетия. В подобном изложении нет смысла, если только речь не идет об энциклопедической работе, написанной в течение десятилетий, если не веков. Таковы ее суть и цель.

Если мы говорим о «Божественной комедии», то и здесь обсуждение любых и всевозможных тем, их философское осмысление базируются на изучении текста. Он подобен океану: ты можешь взять оттуда все, что тебе нужно, выстроить связи и воссоздать цепочку причин и следствий. Я не говорю о раскрытии смысла «Божественной комедии» или о ее чтении: это бы было слишком наивно, ведь для того, чтобы ее понять, людям придется изучать ее на языке оригинала в течение трех или четырех лет. Нет, я не имею в виду такую огромную работу. Использую это произведение как повод, как отправную точку для того, чтобы идти туда, куда хочу привести с собой людей, и объяснить им определенные вещи в проблематическом ключе.

Повествование очень динамичное, мы видим разные ситуации, узнаем развоплощенных монстров и дьяволов, видим страдающие в Аду души. Мы испытываем определенное удовлетворение. Грешники творили зло и думали, что они очень хитры и им удастся избежать наказания. Они обманули немало людей, но в один прекрасный день все это закончилось, и наказания не удастся избежать никому из смертных. Данте ведет нас за руку, и мы ощущаем и испытываем вместе с ним удовольствие от того, что справедливость торжествует. По мере того как мы спускаемся с поэтом вниз, все яснее становится, насколько сильно он дистанцируется от лгунов и насильников, как глубоко он презирает их. Погружая грешников в реку из испражнений, автор показывает их голыми, высвечивая их суть. Его язык перестает быть сколько‑нибудь элегантным и куртуазным, но так происходит потому, что он хочет, чтобы мы именно так относились к этим людям. Он уверен, что в жизни кто‑то из нас страдает от поступков таких людей и хочет для них наказания.

Моя любимая часть «Божественной комедии» — «Чистилище». Слишком сильно в ней ощущается вызов в отношении этической темы. В первом круге Ада герои древних времен, которые жили безукоризненно, но умерли, не получив крещения. Поднимаясь из него, мы видим, насколько тяжело дается людям пройти через Чистилище, прожить это испытание.

Дантовский Рай мне кажется гораздо менее интересным. Если ты современный человек, то тебе трудно верить в историю с поеданием фрукта, к тому же ты чаще не в такой степени погружен в теологические детали. Так что самой интересной частью в «Божественной комедии» я считаю «Чистилище».

Не могу сказать, что у меня есть философия моей собственной жизни — такого понятия нет, как и не существует ядра у самой науки. Ты не можешь выбрать что‑то одно и сдаешься ей на милость, влюбившись в нее раз и навсегда. Ты стараешься выбрать свое собственное представление о вещах, сплести пряжу умозаключений и связать некую сеть реальностей, состоящих из разных будущих возможностей. И первое, что, как я убежден, происходит с тобой по мере погружения в предмет, — это полная потеря представления об истине. Ее нет. Есть некое построение, которое мы можем принять за правду. Это процесс, внутри которого нет ничего определенного. В тот самый момент, как ты что‑то произносишь, ты фиксируешь это, мысль становится субъективной, принадлежащей тебе. И как только это происходит, объективная правда теряется. К примеру, если сказать, что Вселенная — это поле, которое взаимодействует с другими полями, реальность, стоящая за всем этим, ускользает, ибо мы априори не способны представить себе бесконечность Вселенной. ­Фридрих Ницше очень определенно и точно высказывался по этому поводу, и, пожалуй, это один из моих любимых мыслителей.

Мои любимые философы — лучшие друзья в жизни — люди, сами подобные энциклопедии: Аристотель, Платон и лучший из лучших, предвосхитивший в XVIII веке выводы современной квантовой физики, — Кант. С ними я мысленно обсуждаю все возможные темы, они никогда не подводят и не предают: нам всегда есть о чем говорить, они предлагают мне свои взгляды на самые насущные вопросы. Реальных друзей сложно брать с собой в путешествие, они остаются позади, когда мне время от времени приходится переезжать в силу моей работы, а именно раз в четыре года. Но мои воображаемые собеседники всегда со мной, я могу доверить им любые тайны. Мы много говорим с ними. Я, впрочем, не стал бы разговаривать с Фрейдом, он часто подводит — так себе друг.

Не верю в наивно-реалистического Бога. Но даже если бы я смог вообразить гипотетический диалог с ним, спросил бы о чем‑то из области физики. У меня есть пара любимых тем и вопросов, ответы на которые мне бы хотелось узнать при жизни. Один их них — принцип присутствия в термодинамике: как предмет может одновременно существовать и не существовать в одном месте в один момент. Быть везде и в то же время нигде. Я также часто думаю о том, какова природа пространства. А еще я спросил бы Его: Ты квантовый Бог?