Вслед за солнечным ветром

Мы хотим видеть в своих детях свое улучшенное отражение.

Вслед за солнечным ветром

Мы хотим видеть в своих детях свое улучшенное отражение.

Континент Бертран Пиккар
Бертран Пиккар Континент

 

Мы хотим видеть в своих детях свое улучшенное отражение. Поэтому очень стараемся их воспитывать — говорим правильные вещи, внушаем похвальные ценности и наказываем за дурные поступки. Истина же состоит в том, что дети неизменно становятся зеркальным отражением наших поступков, но не слов. Об этом напоминает Бертран Пиккар, создатель самолета на солнечных батареях Solar Impulse.

Мой дедушка совершил первый в истории полет в стратосферу в 1931 году. Его целью было доказать, что человек может выжить в стратосфере, разумеется, в герметичной кабине. Без этого доказательства не смог бы начаться новый этап развития авиации. Чем выше ты летишь, тем ниже сопротивление и меньше расходуется топлива, что гораздо лучше для окружающей среды.

А когда мой отец погрузился в Марианскую впадину в 1960 году, его целью было доказать, что и на глубине 11 километров есть жизнь. В те годы правительства хотели хоронить радиоактивные отходы в глубоких океанских впадинах, тогда считалось, что эти впадины настолько глубокие и там нет кислорода и солнечного света, и поэтому радиоактивность никому не повредит. Мой отец увидел на самом дне Марианской впадины рыбу и трех креветок. Он доказал, что там есть кислород, есть связь с поверхностью, вода циркулирует, и нельзя сваливать туда отходы, потому что они отравят весь океан. Это было большое достижение, это был новый этап борьбы за чистоту окружающей среды, и этого добился мой отец.

Я рос в такой среде. Рос с пониманием, что нужно использовать научные исследования для защиты нашей планеты. Поэтому я и придумал Solar Impulse, пилотируемый самолет, способный летать за счёт энергии Солнца неограниченно долго, заряжая батареи днём и потребляя энергию ночью.

Даже с современным уровнем развития технологий, если вам нужен самолет, который может лететь днем и ночью без топлива, его очень сложно построить. Это был вызов, и мы справились. Но я уверен, что через 20 лет создание таких самолетов будет чем‑то обычным. Скорее всего, эти самолеты не будут рассчитаны на сотни пассажиров, но это случится. Появятся более легкие материалы, более энергоемкие солнечные батареи, и сами самолеты будет легче использовать. Это такая же история, как с компьютерами. Первые компьютеры были размером с дом, и рынок был ограничен пятью экземплярами, а теперь у каждого из нас компьютер в кармане.

Мой прогноз на ближайшее десятилетие — появятся электросамолеты, рассчитанные на 50 пассажиров. Они будут летать на небольшие расстояния — может быть, 500 километров. И смогут, как электромобили, заряжаться от электросети. Они не будут способны лететь вечно благодаря солнечной энергии, как Solar Impulse, но это первый этап, очень интересный. Нам нужен бесшумный, безотходный, не загрязняющий ни Землю, ни атмосферу самолет, который к тому же может приземляться, никого не потревожив, совсем рядом с жилыми кварталами.

Я верю, что такие самолеты в производстве могут быть дешевле, чем самолеты, которые используют топливо. Потому что они гораздо более экономичные, у них проще конструкция. Турбины для двигателей — это очень сложные устройства, состоящие из множества деталей. Электрический двигатель устроен проще — никаких баков для горючего — аккумуляторы и провод. Нет необходимости корректировать центр тяжести — обычный самолет тяжелый, когда взлетает, и легкий, когда садится. Электросамолет весит всегда одинаково.

Когда я начал проект, все производители самолетов сказали, что у этой идеи нет будущего. Я разговаривал и с руководством «Боинга», и с руководством «Аэробуса» на очень высоком уровне. В прошлом году за две недели до того, как я сел в Абу-Даби, «Аэробус» и NASA объявили о запуске программы производства электросамолетов. Они передумали!

Вот что мне нравится в идее быть первопроходцем. Ты начинаешь, когда люди говорят: это невозможно, это сумасшествие. Ты находишь решение. Люди видят, что это работает, и говорят: это же было очевидно. Всегда эти три фазы.

Сейчас Solar Impulse-2 находится в Цюрихе в большом ангаре, разобранный на части. Он может летать! Но его миссия окончена. Не уверен, что он еще когда‑нибудь поднимется в воздух. Так что, наверное, он окажется в музее.

Еще одна важная вещь — во время нашего кругосветного полета я еще раз убедился, насколько необходимо всеми силами внедрять экологичные технологии. Когда летишь над Америкой, видишь районы, где вершина каждой горы срезана, — там добывают уголь. Все черное. В океане тоже есть проблемные участки. Миллиарды тонн пластика колышутся на волнах. Это очень вредно для птиц, для рыб.

Но самое страшное загрязнение — невидимое. Углекислый газ. Выбросы углекислого газа меняют климат, меняют природный баланс. Мы не понимаем, что планета имеет баланс, и он хрупкий, как и у человека. Наша температура должна быть 36,6. Если ниже — нам холодно, мы начинаем есть. Если выше, нам плохо от жара. В мире то же самое. Баланс определяется ветрами, океанскими течениями, равновесием между льдами полюсов и жарой пустынь. Это очень сложно устроенная система. И люди нарушают ее баланс. Теперь огромные массы воздуха, слишком сухие или влажные, движутся над планетой в непредвиденных направлениях, в атмосфере хаос. Это видно и по статистике за последние сто лет. Раньше погода была гораздо стабильнее. Сезон дождей в Индии всегда начинался в одну и ту же неделю. Теперь мир в этом смысле стал непредсказуемым.

Можно уменьшить выбросы углекислого газа. Что его производит? Машины, индустрия, нагревательные системы. Он образуется, когда мы сжигаем природное топливо. Часть его утекает в атмосферу, потому что мы используем очень старые технологии. Двигатель внутреннего сгорания, установленный в наших автомобилях, устроен так, что теряется 73 % энергии. Электродвигатель может иметь КПД 97 %, как это было в Solar Impulse. Очевидно, что миру нужны электродвигатели, утепленные дома, тепловые насосы, светодиодные лампочки. Если все это будет, выбросы сократятся вдвое. Это не вопрос самопожертвования, это вопрос инвестиций в перемены. Это я и пытаюсь объяснить на встречах с разными правительствами, кто до сих пор не понимает.