День знаний. Праздник, который всегда с нами

Человеку свойственно желание учиться и передавать знания. Наскальные рисунки — это не только вехи сакрального действа, но и в некотором роде попытка оставить отпечаток своего опыта. В тысячелетнем пути к знанию больше терний, чем роз. Древо жизни и познания было не только в Эдеме: Бо в Индии, Иггдрасиль у скандинавов — можно перечислять долго. Плоды высших знаний были действительно горькими: бог Один отдал свой глаз, чтобы получить их, Адам и Ева были изгнаны и стали смертны. Где-то в архетипной глуби таится узнаваемая каждым тоска по утерянному Раю, где люди были невинны, как дети, не познавшие ни добра, ни зла. Но протекают тысячелетия, а человек по-прежнему хочет знать больше о мире и о себе. Метафора Вавилонской башни бессмертна. К счастью или, наоборот, к сожалению. Мы все время хотим дотянуться до неба — узнать непостижимое, тайны Вселенной и внутреннего Космоса манят, как и раньше. И это прекрасно, ведь вопрос всегда лучше ответа: он дает нам движение, развитие.

Но пугает то, что, каждый раз открывая и познавая, поднимаясь по нескончаемым ступеням башни, мы строим перегородки между собой — как и тысячелетия назад. Проклятие Вавилонской башни — разъединение стремящихся познать тайны и дотянуться до неба. Мы говорим на разных языках, стоим на противоположных платформах, не можем решить, к какому «мы» себя отнести, к какой вере, к какой идее, к какой нации. Может быть, это и есть те самые «многие печали» во «многих знаниях»? Или, возможно, эта фраза из Екклесиаста имеет другой смысл? Чем больше человек узнает, тем тоньше становится его кожа, тем чувствительнее сердце, боль мира проходит через него, и он страдает вместе с миром? Ответа нет. Впрочем, как и в былые времена. Когда Бодхидхарма пришел к императору У, тот спросил его о святом учении. «Безграничная пустота, и в ней ничего святого!» — ответил патриарх. «Кто же тот, сидящий передо мной? — спросил император. И получил ответ: «Я не знаю». Оно зазвенело, это «я не знаю», из века в век, повторяясь в прозе и стихах. Дзэн как один из способов познания мира — роскошь для нашего времени.

Мир сегодня зрим и не дает времени на созерцание, он пульсирует в нас, взрываясь, когда ему больно, напоминая, что мы часть его. Находясь не в одном, а сразу в нескольких духовных мирах, мы не совсем чужие и не совсем свои. «Человек, потерявший ориентацию в линяющем мире», по Григорию Померанцу, это «человек ниоткуда», и сегодня он должен найти применение своим знаниям и новому опыту.

Есть мнение, что старые знания превратились в игру. Нам уже не нужно возделывать землю для того, чтобы прокормить себя, и в магазин тоже не нужно ходить — продукты можно просто заказать. Когда-то крестьяне вкладывали в землю всю свою жизнь, а мы окапываем яблони на десяти сотках. Это созданная иллюзия действия. И такая ситуация во всех направлениях уходящей эпохи. Поэтому во время охватившей нас цифровой эры у нас оказалось слишком много свободного времени. Сегодня человек со всей своей властью над природой, деньгами и научными знаниями порой не понимает, что делать с этим досугом.

Время — единственное, чем мы можем распорядиться сами, но, получая эту силу, мы не всегда знаем , что с ней делать. И если мы попытаемся не дарить его большую часть мерцающему экрану цифрового повелителя времени, а попытаемся ответить без Гугла на вечные, наивные, но космические по глубине вопросы наших детей, рассказать им про мир, про нас, про них самих.  Может быть, тогда и руны, обретенные Одином, перестанут быть для нас тайной. Ведь, постигая этот мир вместе с нашими детьми, мы учим и учимся, как и раньше. Как и всегда. А язык, про который забыли строители Вавилонской башни и, кажется, начинаем забывать и мы, — это язык любви. Возможно, тогда мы поймем, что:

Мы не знаем — как высоки —

Пока не встаем во весь рост —

Тогда — если мы верны чертежу —

Головой достаем до звезд.