Человек всегда во что-то верил. В Бога или в сверхъестественное, в судьбу или в себя. И так или иначе веру его отображает история, сохранившая тотемные изображения, гробницы, расписанные священными символами, иконы, религиозные скульптуры и храмы. Все эти произведения сакрального искусства — зеркала, в которых отражается эпоха, а значит, и вера современного ей человека. Есть те, кто считает, что зеркало, отражающее сакральное XXI века, — кривое. О новом образе священного рассуждает предприниматель, издатель, коллекционер искусства и меценат Виктор Бондаренко.

Вернисаж «Deisis. Предстояние» Третьяковская галерея признала одним из самых шумных за последние сто пятьдесят лет. Когда я приглашал Константина Худякова и Романа Багдасарова взяться за этот проект, у меня была определенная цель. Хотелось, чтобы наши соотечественники, стоя перед священными образами, задумались: куда мы идем, что мы делаем?.. И я уверен, что в размышления погрузились многие, потому что впервые увидели психологические портреты персонажей сакральной истории, созданные при помощи цифровых технологий. Конечно, проведение этой выставки мне пришлось согласовывать с церковью.

Из администрации президента позвонил Сергей Абрамов: «Виктор, мы с церковью не будем из-за вашего проекта ругаться. Поэтому звоните Чаплину и согласовывайте».

Вот с 2004 года я и знаком с Всеволодом Чаплиным. Поехали с ним в студию к Константину, нашему художнику. Чаплин ходил, цокал языком, а я рассказывал, что мы все это затеяли исключительно из добрых побуждений, что основаны работы художника на реальных образах, а мы хотим показать, как они могли бы выглядеть в XXI столетии, в наш цифровой век… Отец Всеволод сказал, что все понимает и ему даже нравится проект, но сам он принять решение не может. Нужна была встреча с церковью «повыше».

Я знатно подготовился: в своей квартире на Сретенке, где есть просторный зал и можно разместить большое количество работ, определенным образом выставил личную коллекцию икон — от XV века до модерна — и развернул их задниками. Конечно, когда представители церкви зашли, то ахнули. А я начал разворачивать иконы одну за другой: скажите, а какой Спас из этих правильный? Вот, например, ушаковский Спас, XVII век. А вот Спас эпохи классицизма. Там, дальше — Спас в стиле модерн. Какой из них правильный? Разве не может у XXI века быть свой, особенный Спас? И почему бы ему не быть цифровым? Проект балансировал на такой тонкой грани, что сегодня уж точно перебил бы эту «Матильду». Поэтому за соблюдение всех иконописных канонов отвечал Роман — чтобы мы ничего не нарушили. И мы не нарушили.

Сели за стол. Все устремили взгляд в сторону одного из присутствующих — он занял место в торце стола. До сих пор не знаю, кто это был. Называли его отцом Сергием. Он произнес такие слова: «Виктор Александрович… Для мирских церковь — это строение. Но это не то же самое, что для людей верующих. Потому что для верующих церковь — это дом Господень. Однако у дома Господня тоже есть фундамент, блоки ведут вверх — к куполу. А купол — это Бог. Так вот… Этим проектом вы очень близко подошли к куполу».
— Виктор Бондаренко

Нас попросили не давать проекту название «Иконостас XXI» из-за его светского характера и, так как мы не претендуем на то, что создали новые иконы, убрать с работ художника шрифты. При этих условиях церковь обещала не препятствовать. Чаплин предложил название «Deisis». Мне оно не очень нравилось. «Deisis» — это же по-гречески, а по-русски будет — «деисус», что означает деисусный чин. Представил, как это слово будет выглядеть на плакатах, как будет читаться в журналах… Нет, не все поймут. Начал листать словари, искать, что еще означает слово «deisis». Нашел: «предстояние». Ясно нарисовалась картина: стою перед иконой, она смотрит на меня, а я — на нее. Предстояние…Так родилось название проекта.

Здесь обрубаю ваши домыслы о том, насколько я религиозен. Для меня иконы сакральны точно так же, как и любое изобразительное искусство — будь это произведения Малевича, Мунка или станковая живопись на доске. Проектом «Deisis. Предстояние» мне хотелось заставить людей задуматься вот о чем.

До революции 1917 года икона в России эволюционировала вместе со страной. Все, что происходило в умах, в настроениях, попадало в икону. Каждая эпоха, таким образом, находила свое место в вечности. А взгляните на заново построенный Храм Христа Спасителя. Его возводили прекрасные архитекторы, трудились лучшие дизайнеры, художники, но шедевра не получилось. Знаете, почему? Потому что они творили не то, что лежит на душе, а были загнаны в рамки стилизации. Чтобы получился храм XIX века, нужно быть человеком XIX века, так же мыслить и чувствовать. И им нужно было либо воссоздать то, что разрушили, либо построить нечто принципиально новое. Новое не получилось, получился, скорее, эрцаз, симулякр.

Мне, к примеру, нравятся кареты из Оружейной палаты. Но никто в здравом уме не станет цеплять к ним мотор с кондиционерами.

Есть же современные автомобили. Церковное искусство не станет современным, если старую форму просто «подсветить» новыми технологиями. А ведь искусство — это часть церковной проповеди. Какие чувства вызывает проповедь с истекшим «сроком годности»?

Глубоко она мою душу не тронет. На выставке «Deisis. Предстояние» люди плакали от того, что видели перед собой. Проект коснулся их души.

А теперь представьте себе храм, возведенный из композитных материалов. Такой храм, какой спроектировала бы Заха Хадид. Вместо паникадила — какая-нибудь лазерная осветительная система. Голография. Согласитесь, странно, если бы в таком храме звучала средневековая музыка. Мелодика, ритмы тоже должны измениться. Проповедь читалась бы в стиле рэп. Вам наверняка покажется это вызывающим. А я напомню, что христианская проповедь в IV–V веках вышла из живой, современной речи и именно поэтому оказала такое влияние на общество. Теперь о самом главном в храме — об иконах. В этом храме будет плазменный иконостас. Вспомните — история видела иконы на дереве, на ткани, на меди, на бронзе, на фарфоре, даже на перламутре, то есть на всех подходящих для их создания материалах, доступных человеку прошлого. Могут ли иконы быть в цифровой плазме? Могут, я считаю. Компьютерные технологии — символ XXI века.

Для всех очевиден кризис, который испытывает наша культура. Быть может, это связано с тем, что не обновилась самая ее сердцевина — сакральное искусство? Уверен, что современное искусство может и должно пересекаться с сакральным, наполняя его новыми технологиями, неожиданными ракурсами и ответами на актуальные нравственные проблемы. Поймите, я не желаю что-то разрушить. Но вдохнуть новую жизнь и воскресить. Возобновить эволюцию. Тогда станет меньше приматов, живущих по Ветхому Завету. И появится больше Homines sapientes, принимающих христианство с его основной программой, заложенной в Нагорной проповеди Христа. «Любите врагов ваших», — призывал Он.